Когда женился я на Алле,
Моей теперешней жене,
Мне женщины в лицо плевали
И вслед бросали камни мне…
Я б и на них женился тоже,
Сжигаем половым огнем,
Но Алла всех была дороже
И дорожает с каждым днем.
Игорь Иртеньев. Из сборника «Жанр кризиса».
…Слежу за неприметной струйкой дней
в окошко баньки, сука, с пауками,
сижу там и читаю Мураками…
но точно знаю: Гоголь поглавней.
Алла Боссарт. Из сборника «4етвертые сюжеты»
В прошедшую субботу Игорь Иртеньев и Алла Боссарт читали свои произведения в упомянутом ресторане, где бал, как известно, правит невероятный Борис Ладин. И я с супругой там был… Счастливо примкнув к когорте искренних почитателей, а также и друзей «семейного подряда».
Фиксирую первые, несколько хаотичные впечатления.
Прежде всего, покоряет органика интимного семейного содружества Игоря и Аллы при абсолютно условной театральности, ненатужном актерствовании их же публичного поведения. Оба они, Алла и Игорь, кажется, созданы для таких вот «обоюдоострых» явлений на публику.
Одно удовольствие было наблюдать, как они, рядом восседая, слушают друг друга и смотрят при этом друг на друга. Он – с откровенно нежной улыбкой, с едва сдерживаемым желанием поаплодировать в местах, ему хорошо знакомых, когда читает она. Она, когда читает он, с некоторой иронией женской снисходительности, но все с той же нескрываемой теплотой. И это саркастичный Иртеньев? Да! И это яростная Боссарт? Вот именно! Оба два – с неудержимостью взаимного притяжения.
Их стихотворно-прозаические сюжеты насквозь проникнуты эксцентрикой, природной способностью вспарывать любую ситуацию инструментом смеха. Классическая цитата, поставленная в смеховой контекст и с привлечением актуальной информации, стряхивает с себя музейный глянец, наполняется свежей кровью.
И вот то, что меня обезоруживает. При всей едкой современности их интонации с привлечением беззастенчивого стеба, отвязного, казалось бы, подсмеивания надо всем, в том числе, и над собой самими, они глубоко архаичны в своем творчестве. В том смысле, например, что для них священно пресветлое имя «Пушкин», которое у Игоря то и дело оказывается в снижающей среде «низовой», в том числе, и обсценной лексики. Правду сказать, и Александр Сергеевич был не чужд шутовского снижения всего серьезного, откровенно самоироничен.
Здесь кстати вспомнить известную его надпись к картинке из «Онегина», приложенной к «Невскому альманаху»:
Пупок чернеет сквозь рубашку,
Наружу титька — милый вид!
Татьяна мнет в руке бумажку,
Зане живот у ней болит:
Она затем поутру встала
При бледных месяца лучах
И на подтирку изорвала
Конечно “Невский альманах”.
Но ведь это и есть натурально высокое художество – отчаянная смелость диалога с великими при неувядаемом к ним уважении и любви.
Виктор Филимонов
заглавное фото Иосиф Бейм
