Впечатления от новой встречи с поэтом, драматургом, легендарным бардом. Кармиэль. 12 декабря. Аудиториум муниципалитета.
Хоть ты убей, я — не еврей, я — русский шансонье.
С гитарой верною своей кочую по земле.
Но каждый день, хоть ты убей, в любом чужом краю,
Закрыв глаза, забыв про все, тихонько я пою:
Ерушалаим, сердце мое…
Ю. Ким. Ерушалаим
…И вот, действительно, выходит невысокого роста человек. В каком-то неброском костюме. Снимает чуть измятый пиджачок – под ним рубашка с коротким рукавом (а то еще бывает ковбойка с подвернутыми опять же рукавами – такова его «концертная» униформа), берет гитару, и начинается…
Кто-то сказал в тот же вечер: необыкновенное чудо.
Именно так! Юлий Черсанович чудесным образом заключает нас в песенные объятия. И мы, завороженные, не хотим, чтобы он отпускал нас. Никогда и ни за что!
То, что происходило в тот дождливый декабрьский вечер в мэрии Кармиэля, было мало похоже на концертное выступление. Скорее, на
квартирник. Такой доверительно-интимный диалог со знакомыми и друзьями (а мы, действительно, чувствовали себя таковыми), как говорится, о времени и о себе.
Вначале с помощью фрагментов из своего Иерусалимского альбома он поведал о чувствах, пробужденных Израилем, где он впервые оказался в начале 90-х. В значительной степени, по необходимости: привез на лечение жену, Ирину Якир (1948-1999), внучку казненного Сталиным Ионы Якира и дочь известного правозащитника Петра Якира, посаженного им же в четырнадцать лет.
Юлий Ким пел-рассказывал о любви к Иерусалиму, который он называет своим домом и где живет уже около тридцати лет.
«…Иерусалим — любимый город…, а Израиль — это еще одна моя родина. Есть еще Камчатка, есть еще Калужская область и, само собой, Москва»…
И вот следующий сюжет концерта-беседы был посвящен как раз родине-России. Открылся он триптихом на «лагерную» тему.
А тема эта, по существу, и есть начало биографии барда. В 1938 году был арестован и расстрелян его отец Ким Чер Сан, переводчик с корейского и японского. А вслед за тем отправлена в лагеря, как жена «изменника родины», мать – учитель-словесник Нина Валентиновна Всесвятская, из рода православных священнослужителей.
Возможно, как раз трагические судьбы его родителей и подвигли самого поэта встать в ряды правозащитного движения в СССР…
И вот что примечательно: как ни печально звучал этот сюжет, в нем было то, что зовется катарсисом, нечто очищающее души и вселяющее веру в неистребимую благостность бытия.
Как там у Булата?
Вот приходит Юлик Ким и смешное напевает.
А потом вдруг как заплачет, песню выплеснув в окно.
Ничего дурного в том: в жизни всякое бывает —
то смешно, а то и грустно, то светло, а то темно…
Начиная свои песенные разговоры, Ким с юмором и некоторой грустью посетовал на быстро текущие годы: ему вот-вот, 23 декабря, стукнет 83.
Сетования вылились в песенку «Патриархи», посвященную в свое время его другу, поэту и барду Городницкому, и положенные на музыку «Перекатов» Александра Моисеевича. Закольцевал Ким свой «концерт» старческой же темой — монологом «Я старый дедушка», стилизованным под романсовые монологи Вертинского.
Но Ким определенно лукавил!
Глядя на него, слушая, нельзя было согласиться с «прогулками камней по мочеточникам», со «вставной челюстью» и прочим тому подобным. И внешне, и уж тем более внутренне он мало в чем изменился с поры своей камчатской (педагогической!) молодости. «Фантастика-романтика, наверно, в этом виновата»? А может быть, и то, что он «клоун, веселый клоун» и «этой шапочкой навеки коронован»?
Как бы там ни было, пожелаем барду этой его до сих пор длящейся неувядаемости и далее. Уже за пределами всех грядущих лет…
Виктор Филимонов
